50 и одно дыхание глубже - Лина Мур

– Всё может быть не так мрачно, Ами. Если он раскаивается? Искренне? И у него есть объяснения? – Хмурится Сара, поворачиваясь к подруге.

– Даже если раскаивается, то этого мало. При такой обиде, что в сердце Мишель, этого мало. Разорвать любящее сердце легко, а вот собрать его потребуется время и сильная любовь мужчины. И это не стыдно, Мишель, не стыдно простить. Стыдно признаться в этой слабости. Стыдно, что ты продолжаешь любить после предательства. Стыдно, что так хочется поцеловать его и отдаться ему. Пусть делает, что хочет. Это стыдно для нас, женщин. Стыд пройдёт, если заменить на любовь с его стороны. А если её не хватит, то тогда я не завидую тебе, – не мигая, смотрит на меня.

– Я не могу позволить…

– Позволишь, – перебивает меня. – Я позволила. Расскажу, но больше никогда об этом говорить не буду. Я прекрасно тебя понимаю, Мишель, буквально всё. Знаю, как хорошо быть одной, лелеять воспоминания и себя в них. Мне было шестнадцать, когда я поняла, что люблю мужчину. Он был старше меня на пятнадцать лет, работал с отцом. И я помню его с детства, на всех днях рождениях, на всех праздниках. Помню его девушек и свою ревность, только меня он воспринимал, как ребёнка. А мне исполнилось шестнадцать. Я пришла к нему, предложила себя. Стояла там голая и испуганная, влюблённая, а он притащил меня к отцу, рассказав всё о том, что я просила у него. Отец был в шоке, и мне было так стыдно. Стыдно до такой степени, – девушка закатывает рукава и поворачивает запястья вверх.

– Я хотела умереть, порезала вены, но Марк спас меня. Шрамы отшлифовали, чтобы никогда они не напоминали мне об этом. Мейсон больше не появлялся в нашем доме. Но я ни на секунду не забывала о нём. Я углубилась в рисование, так и жила. Через два года я встретила его в клубе. Он был один за барной стойкой. Я не сразу его узнала, и хотелось убежать, но не сделала этого. Подошла к нему, и он был так рад меня видеть. Пьяный и улыбающийся мне. А мне было всё равно, в каком он состоянии, что женат уже. Я любила его даже такого. Ту ночь мы провели вместе, как и последующую. Он признался, что испугался ответственности за меня, хотя любил. Меня не волновало, что жена тоже была в этом городе. Он был моим, обещал развестись и говорил, что будет всё хорошо. Я верила, так верила, пока не увидела его с беременной женой, как он целовал её, как улыбался ей. И я разозлилась, настолько, что подошла к ним, и всё выложила этой женщине. А потом отцу, врала и увидела, как разрушаю его жизнь. Но было так больно, когда злость и обида отступили. Когда отец разорвал с ним отношения, а Марк подрался. Тогда они искали выход уехать, переехать из этого города. За два дня до отъезда он нашёл меня и упал на колени прямо посреди улицы. Я простила за всё его, но тот человек, в которого он превратился, больше не был моим. Я до сих пор люблю его и буду любить, но сама не могу простить себя за эту месть. Его жена потеряла ребёнка, подала на развод. Он один, как и я. Когда он поймёт всё, тоже не простит меня. Поэтому, Мишель, обида и злость за прошлое не поможет тебе никогда. Любовью можно убить и воскресить. Ты простила Николаса, давно простила, но признаться себе сложно. Ты саму себя не можешь простить за это.

Амалия замолкает, Сара стирает слёзы, а я смотрю на девушку, и не могу поверить, что это произошло с ней. Ничего не выдавало в ней этой боли, которую она несла в себе. Только сейчас я увидела её, в каждом слове, в каждом надорванном вздохе. И она не плакала, только грустно улыбалась, неотрывно смотря в мои глаза. Поэтому она так понимала меня.

– А где он сейчас? – Спрашивает Сара всхлипывая.

– Не знаю. Ничего о нём не знаю. Отец запретил ему приближаться ко мне, даже постановление суда есть. Я разрушила несколько жизней, убила ребёнка. И мне прощения нет, это я понимаю…

– Но он тебя простил. За всё простил, потому что любит. Прощения заслуживает каждый, – говорю я.

– Даже Николас? – Усмехается она, а я поджимаю губы, опуская голову.

– Нет.

– Так где твоя правда, Мишель? Ты не можешь простить его, точнее, себя и выслушать, потому что имеешь двойные стандарты. Да, я помню, как он избил тебя. Но давай посмотрим правде в глаза. Диск с записью так и не был отдан твоему отцу. Николас считал, что ты его предала, рассказав газетам. Он не хотел тебя отпускать, он тематик, Мейсон тоже любил это. Наручники, кляпы, шлёпалки, и это мне нравилось. Нравилось, когда он это делает. Он не знал о том, что ты ни при чём в этой истории. На твоём месте я бы рассказала ему, но ты решила иначе. И никто не вправе осуждать тебя за то, что ты хотела огородить сестру, которая даже этого не заслуживает. Ты ждала его, по какой причине? Потому что уже простила, и только он мог бы снять с тебя печаль и горе. Только он может помочь тебе. Эта связь, её не разрушить. Хотя бы объясниться он имеет шанс, а дальше смотри сама, чего ты хочешь. Но не впутывай моего брата в эту игру. Николас Холд в гневе страшен, это я знаю наверняка, а ты подставляешь под удар Марка. Нет, я не виню тебя и не осуждаю. Ты пытаешься заменить одного на другого. Я не дура, Мишель, давно смекнула, что Марк напоминает тебе Николаса. Только не получится, подмену сразу различит твоё тело и сердце. Попробовать, конечно, можешь. И я даже буду двумя руками «за», если у вас всё получится. Но увы, я знаю, что ни черта не выйдет. Вы используете друг друга, как замену. А из этого ничего хорошего не родится. Развлекайтесь, но проблему придётся решить. Подумай, Мишель, чего ты действительно хочешь. Я не толкаю тебя принять Николаса, даже против этого. Но любовь выбрала за тебя все твои шаги заранее. Привыкни к мысли, что ты простила. Привыкни и станет легче. Хочешь, изведи его до того сумасшествия, в котором ты сейчас живёшь. Он станет больным тобой, если уже не болен. Дать шанс никогда не поздно, всегда можно уйти. А вот вернуться может быть просто не к кому. До завтра.

Амалия подскакивает с места, хватая сумку и куртку, оставляя меня в совершенно разбитом состоянии. Я переварить не могу, как точно она описала всё, что я прячу от себя. Смотрю на Сару, так же поражённую откровением, и не могу ничего сказать.

– Мишель…

– Иди за ней. Помоги ей. Воспоминания причиняют боль, помоги ей сейчас. А я подумаю, мне есть над чем подумать, – перебиваю её, указывая головой на выход из стеллажей.

– Но ты…

– Со мной всё хорошо. Относительно хорошо. А вот она… это слишком тяжело, так холодно говорить о любви. Это требует силы, а сейчас она иссякла. Иди за ней. Завтра встретимся, – толкаю её, чтобы пошла за девушкой. Сара, поднимаясь, быстро чмокает меня в щёку и уходит на поиски подруги.

Чёрт возьми, она так права. Я уже простила его, а вот признаться стыдно. Переступить через себя не могу себе позволить, это не передаваемо. Просто существует барьер, он прямо в сердце и не разрушить его. Да, я очень хочу наказать его, как он это сделал со мной. До боли хочу увидеть его такого же сломленного, какой была я. Это желание такое ядовитое, оно заполняет всю меня. Не даёт думать в другом русле, оставляя после себя огонь и раны. Проще просто забыть. Не вести всё к критической точке, после которой никто не останется живым. Забыть сложно. Но время лечит. Лечит ли оно? Сколько должно пройти часов, недель, месяцев, лет?

Жужжание мобильного отрывает меня от раздумий, достаю из кармана пальто и смотрю на номер Марка. Амалия и в этом права. Он такой хороший, замечательный парень. Зачем я это сделала? Надо поговорить с ним и объяснить всё.

– Да, – вздохнув, отвечаю я, поднимаясь с пола.

– Ты где? Я жду тебя, – спрашивает Марк.

– Уже выхожу. Прости, меня задержали, – вру я, и забрасывая сумку на плечо, выхожу из-за стеллажей.

– Отлично. Буду ждать тебя прямо в приёмной, скажи, что ко мне, и тебя проведут сотрудники.

– Хорошо, – спускаюсь по лестнице.

– Тогда до встречи.

– Пока, – выключая звонок, выхожу из библиотеки.

Ненавижу эту жизнь, которая превратила меня в непонятное существо, что не может дышать и жить. Ненавижу всё вокруг меня. Ненавижу себя за это. Ненавижу себя за эту любовь.

Восьмой вдох

Бреду к своей машине, доставая ключи из сумки. Перебегаю дорогу и иду по дорожке, смотря себе под ноги, подбирая слова, что скажу Марку. Надеюсь, он поймёт меня. Поймёт, что психически я не стабильна, и мои желания такие же. Вздыхаю и поднимаю голову, палец замирает на кнопке блокировки машины. Дыхание теряется, не могу двинуться, смотря на мужчину, облокотившегося о «Мерседес». Не сейчас… да что же это такое? Почему в самые разорванные моменты моей жизни я теперь вижу его? Почему так жестоко?

– Отойди, – могу только вымолвить я, всё же, нажимая на кнопку, и машина издаёт писк, встречая меня вспышками фар.

Николас не двигается, сверля меня карими глазами, прожигая дыру во мне. Дышать сложно, смотреть на него не могу, слова Амалии крутятся в голове. Простить. Стыдно. Безумно больно. Отвожу взгляд от его мрачного лица, проходясь глазами по кожаной куртке, чёрным джинсам и ботинкам.